[ОЖИДАНИЕ] [Вампир] [Банкир] Рафаэль Де Сен-Круа [ В процессе ]

12.png





________.png




________22.png
(черновик,чисто база)
QpyT2FH.png

АКТ I - Золотая кровь



Прекрасные виноградные сады Флорэвенделя простирались до самого горизонта, поднимаясь мягкими волнами на склонах холмов. Лазурное небо ласково склонялось над этим уголком земного рая, а аромат свежего винограда, смешанный с тонкими нотами цветущего лавра, наполнял воздух. Луга, переливающиеся всеми оттенками зелени и золота, расстилались меж узких дорог, ведущих к старинным усадьбам и монастырям, скрытым за стенами плюща. Однако всё это буйство красок и изысканность природы имело свою цену.
Не было бы этих благословенных земель, если бы не реки крови, пролитые за их обладание. Каждое поле здесь помнило ржание боевых коней и звон клинков, каждый камень крепостных стен был возведён потом и слезами. Войны вспыхивали снова и снова, сменяя друг друга, как времена года. Флорские бароны сражались за виноградники и пашни не меньше, чем за честь и титулы. И как бы прекрасны ни были эти земли, истинной их сутью была борьба: за власть, за наследие, за золото.

Рафаэль де Сен-Круа родился в одном из древнейших, но к моменту его рождения, уже обедневших дворянских родов Флорэвенделя. Его семья, некогда могущественная и знатная, несла свой герб с гордостью, но к последним годам, их герб едва выглядывал из-за дна долговой ямы, в которую они влезли. Отец Рафаэля, Гийом де Сен-Круа, был человеком строгих принципов, последним стражем древней чести их рода. Он держался с достоинством, так, словно его земли не были давно заложены, а дом — не кишел шипящими, как змеи, кредиторами. Он старался держаться, как будто он мог лишь упрямством удержать то, что безвозвратно утекало сквозь пальцы. Но глаза выдавали правду — холодный блеск стального самообладания скрывал в них отчаяние, особенно когда перед ним оказывались очередные долговые расписки.

Мать, Элеонора, происходила из древнего, но не столь богатого рода, что бы полностью погасить все задолженности семьи. Брак с Гийомом де Сен-Круа был скорее союзом необходимости, чем любви. Род Элеоноры надеялся укрепить своё положение, породнившись с именитым на то время человеком. Однако вместо роскоши и стабильности она получила лишь сомнительное поместье, что в ближайшие несколько лет грозилось заложиться. Но она несла свою ношу с достоинством, никогда не жалуясь на нищету. Элеонора никогда не проявляла тёплой материнской ласки, но её строгость формировала в Рафаэле стойкость. Если отец Рафаэля боролся за семью снаружи, вступая в бесконечные разговорные баталии, то мать защищала её изнутри, превращая семейное разорение в тщательно скрываемый секрет. Она не позволяла слугам обсуждать упадок семьи и настаивала, чтобы дети держались подобающе им.


CemENG4.png

Семейное разорение началось ещё в дни нескончаемых войн с Хаккмарскими дикарями. Дед Рафаэля отправился на границу, надеясь возвратиться с золотом и почестями, но был пленён и в последствии выкуплен за огромную сумму. Гийом де Сен-Круа, тогда ещё совсем юный, помнил этот день — тяжёлый день, когда их семейный герб впервые омрачился тенью бедности. Земли были заложены, и в сокровищнице замка Сен-Круа осталась лишь горсть пыли. Но даже после этого невзгоды не отступили. Семья пыталась восстановить положение за счёт торговых соглашений и брачных союзов, но безрезультатно. Неудачные сделки, проигранные суды, потерянные земли — всё это лишь безукоризненно вело род в забвение.

Старшие братья Рафаэля — Жоффруа и Тибо — были воплощением рыцарского идеала, о котором они слышали в детстве из уст странствующих менестрелей и старых семейных преданий. Они мечтали о славе, добытой в бою, о щедрости короля, который одарит их землями и титулами за верную службу. С мечами в руках и гербами на щитах они ушли на войну, уверенные, что их подвиги вернут роду Сен-Круа былое величие.




Рафаэль же, пускай и ставил своих братьев в пример для себя, как людей гордых и отважных, все же не планировал ступать по той же тропе, по вине которой весь их род оказался на грани пропасти. Да и оружейное мастерство давалось ему с большим трудом, каждый раз на тренировках отбивая себе как минимум по одному пальцу. В целом, парень отроду был склонен к более пацифистическим способам достижения целей, что не редко служило причиной насмешек от его братьев.

Рафаэлю часто приходилось наблюдать за своим отцом, Гийомом де Сен-Круа, который, стиснув зубы, вёл бесконечные переговоры с менялами, заимодавцами и ростовщиками. Эти люди, одетые в пускай и скромные, но дорогие одежды, с холодными глазами и расчётливыми улыбками, внушали аристократии настоящее презрение. В их руках никогда не было меча, лишь перо, и всего один росчерк им, мог лишить целый род всего. Отец ненавидел их, и клялся, что однажды кого-нибудь да прикончит, но был вынужден склонять голову перед их властью. Каждая встреча с ними оставляла горький привкус унижения в атмосфере семьи. Парень же, пускай и одинаково озлобленный на них, проявлял некоторый интерес к тому, что они из себя представляют, раз уж могут себе позволять склонять голову своего отца, человека когда-то гордого и непреклонного.

Когда Рафаэль научился читать — а научила его этому мать, Элеонора, женщина строгая, но образованная, — он погрузился в мир книг и документов с такой жаждой, что это удивляло даже её. Элеонора, происходившая из рода, где грамотность ценилась не меньше, чем воинская доблесть, сама когда-то изучала вымерший сакруманский язык и философию. Она видела в младшем сыне ребёнка с прагматичным складом ума и желала развить его как можно лучше, что бы тот в будущем, после окончательного разорения их баронства, мог найти себе работу в городской канцелярии.

Сначала это были простые молитвы, но вскоре Рафаэль перешёл к более сложным текстам. Он начал с книг, которые пылились в семейной библиотеке, — хроник, трактатов о земледелии, старинных рыцарских романов. Однако его истинным интересом стали документы, которые отец приносил в кабинет после встреч с кредиторами и купцами. Рафаэль тайком пробирался в отцовский кабинет, разбирал сложные договоры, изучал условия займов, вникал в тонкости процентов и залогов. Пускай его мозг на первых порах и не был способен осознанно воспринимать весь этот, бездонный пласт бюрократии, он, с каждым разом подмечал для себя что-то новое, чего раньше не понимал. А термины, которые он самостоятельно не мог осознать - якобы невзначай узнавал у своих родителей.

Однажды, когда Гийом де Сен-Круа, уставший после очередной бессонной ночи, нашёл сына за своим столом с пергаментами в руках, он сначала хотел рассердиться. Но, увидев, как внимательно Рафаэль изучает документы, как уверенно он объясняет, какие ошибки были допущены в последнем договоре, Гийом лишь тяжело вздохнул. В его глазах мелькнуло что-то похожее на гордость, смешанную с горечью.

Ты хотя бы понимаешь, что читаешь? — иронично спросил он, со вздохом опускаясь в кресло.
Да, отец, — ответил Рафаэль, не отрываясь от текста. — Здесь написано, что если мы не вернём долг к следующему полнолунию, они заберут виноградники на востоке. Но если мы предложим им вместо этого часть урожая с южных полей, они, возможно, согласятся отсрочить выплату.

Гийом смотрел на сына, словно впервые его увидел. Тяжело прохрипев, тот принял инициативность своего сына, что в свои подростковые года мог смотреть дальше, чем он сам. С тех пор он стал допускать Рафаэля к своим делам, пусть и с некоторыми оговорками.

Рафаэль же использовал каждую возможность. Он не просто читал — он учился. Он изучал, как строятся финансовые отношения, как работают кредиты, как можно манипулировать условиями договоров. Он начал замечать закономерности, которые ускользали от других. Например, он понял, что кредиторы часто шли на уступки, если чувствовали, что должник знает свои права и может поставить их в невыгодное положение. Однако его семья не была настолько истощена, что единственное, что они могли поставить - это точку в своей дворянской истории. Но до того момента, они откладывали неизбежное, с каждой порой года теряя части своих владений.


В конечном итоге, когда дела стали совсем плохи, мать поспешила устроить своего сына в церковь, дабы тот получил образование, которое она не в силах была ему в полной мере подарить. Его дядя, служитель кафедрального собора Святого Флоренда в Эирини, предложил взять Рафаэля к себе, чтобы обучить богословию, юноша не возражал. Напротив, он увидел в этом предложении не просто возможность, а судьбоносный шанс. Эирини — город, пускай и погрязший в реках крови за каплю власти, — манил его, как маяк в бурном море. Рафаэль знал, что в стенах родового поместья, обросшего, как плющ, долгами, ему не найти способа вернуть сла
ву своему роду.


Утро отъезда выдалось холодным и окутанным густым туманом. Сырой воздух пропитывал всё вокруг, а белёсая мгла словно обвивала замок Сен-Круа, удерживая его в цепких объятиях. У ворот, запряжённая парой выносливых, но усталых лошадей, уже ожидала повозка. Деревянные колёса поскрипывали от влаги, а старый слуга семьи, Мартен, неспешно проверял упряжь, его дыхание растворялось в холодном воздухе лёгкими облаками пара.

Рафаэль вышел из замка, держа в руках небольшой сундук с книгами и личными вещами. Его плащ, когда-то подарок матери, теперь казался потускневшим, но ещё хранил отголоски былой роскоши. На ступенях замка, выделяясь тёмной фигурой на фоне серого камня, стояла его мать, Элеонора. Она, как всегда, держалась прямо и гордо, но в глубине её взгляда отчеливо читалась тревога за своего сына. Подойдя ближе, она поправила складки его плаща и, слегка приподняв его подбородок, заглянула в глаза.

Помни, кто ты, — проговорила она своим привычным, стальным тоном. Сильная женщина. — Ты — Сен-Круа. Никогда не позволяй другим забыть об этом.

Рафаэль едва заметно кивнул, но ответить не успел — из полумрака ворот шагнул его отец, Гийом де Сен-Круа. Сегодня в его обычно усталом лице сквозила едва уловимая улыбка. В руках он держал свёрток, аккуратно завёрнутый в ткань.

Ты взял всё необходимое? — его голос звучал глухо, хрипло, будто долгое время он хранил молчание.

Да, отец, — ответил Рафаэль, несколько удивлённый этим проявлением заботы. Гийом редко обращал внимание на детей, и тем более не был склонен к сентиментальности.

Молча, он развернул ткань, показывая старый герб рода Сен-Круа — серебрянный крест на червлёном поле.

Этот знак был с нами в сражениях, в победах и поражениях, — Гийом протянул сыну ткань. — Возьми его. Пусть напоминает тебе о твоём происхождении.

Рафаэль принял свёрток, ощущая тяжесть не только ткани, но и самой истории семьи. Отец внимательно посмотрел на него, словно разглядывая его лицо в первый и последний раз.

Я знаю, что тебя не прельщают молитвы. — тихо добавил он. Но запомни: сила, которую ты ищешь, — это не только золото и власть. Это также долг. Перед семьёй, перед теми, кто зависит от тебя.

Пытался ли он манипулировать сыном? Наверное. Оставлял ли себе лазейку на случай, если мальчишка выбьется в люди? Безусловно.

Рафаэль вновь кивнул, но не покорно, наоборот, словно несколько нахально. Он рад был уехать. Он не видел в этом потери, не чувствовал себя изгнанником. Он чувствовал долгожданную свободу.

Повозка тронулась, и вскоре за окном потянулись бескрайние поля, где крестьяне, согнувшись над землёй, собирали урожай. Их лица были усталыми, руки — покрытыми мозолями. Один из них, седобородый старик, на мгновение выпрямился и встретился взглядом с Рафаэлем. В этих глазах не было ни гнева, ни зависти — только молчаливая покорность судьбе. Рафаэль ощутил странное сожаление, но тут же прогнал его. У них был свой удел. Или, возможно, у них никогда не было выбора.



АКТ II - Священнослужения



Когда повозка въехала в Эирини, город раскрылся перед Рафаэлем, как огромный организм, полный движения и жизни. Узкие улочки извивались между высокими домами, над крышами которых клубился дым, смешанный с ароматами свежего хлеба, пряностей и нечистот. Торговцы громко зазывали покупателей, кузнецы выбивали ритм молотами по раскаленному металлу, дети носились между прохожими, выкрикивая что-то весёлое и дерзкое. Рафаэль смотрел на этот хаос и чувствовал, как в груди зарождается азарт — предчувствие чего-то великого.

Вскоре он прибыл к собору святого Флоренда, чьи шпили тянулись к небу, словно стремясь коснуться самого Бога. Дядя, Анри де Сен-Круа, ждал его у ворот — высокий, сухощавый человек с пронзительным взглядом. Его длинная чёрная сутана подчёркивала строгость и холодную рассудительность.

Добро пожаловать в Эирини, племянник, — сдержанно произнёс он. — Надеюсь, столица оправдает твои ожидания. Пока что мне понадобится твоя помощь. Пойдём.


Дом дяди находился неподалёку от собора, в тихом переулке, где шум города глушился каменными стенами. Его комната была скромной, но уютной, а по утрам он просыпался под звон колоколов и далёкие крики торговцев. Здесь начиналась его новая жизнь.
Новый распорядок дня обязывал его просыпаться на рассвете, дабы не пропустить утреннюю молитву в соборе.
Благо, выучивать её заново не приходилось, поскольку мать обязывала его выучить основные молитвы, которые они все вместе читали после скромного ужина. Большая часть учеников представляла из себя незатейливых наследников ремесленников, порой просто сирот, для которых великодушно открыла дверь церковь либо младшие сыновья знатных семей, которых было всего несколько, включая его самого. Они не могли рассчитывать на наследство по праву своего рождения, из-за чего те подались в церковь.

После утренней молитвы, Рафаэля принимался за работу, в которую его загребали священнослужители, либо, дядя. Разумеется, драять пол, чистить картофель и протирать иконы от пыли доставляло ему сомнительного рода удовольствие, от чего тот с большим рвением и энтузиазмом брался за работу в библиотеке, разгребая документы и переписывая книги. Порой даже попадались документация бюрократического характера, связанная с финансовой частью церкви, что его безмерно радовало.

После кропотливой работы в священных стенах, тот обычно отправлялся в дом своего дяди Анри, где вновь принимался за чтение, либо уборку дома, поскольку это единственное, чем он мог ему отплатить за подобный, несомненно щедрый, жест. В свободное же от остальных дел время, он проводил на улицах, заводя знакомства с местными мещанами, ремесленниками и купцами.

Одним из таких знакомств, стала встреча с девушкой, Изобель. Она была дочерью аптекаря, не слишком знатной, но образованной и добродетельной.




Она появилась внезапно, вынырнув из пелены последождевого тумана, ведя за собой небольшую тележку с лекарствами. Колёса глухо стучали по неровным булыжникам, а сама она шла быстро, чуть сутулясь, будто спешила скрыться от утреннего ветра. Тонкий плащ облегал её плечи, но не мог защитить от холода, а подол платья был запачкан дорожной грязью.

В ней не было ничего броского, но почему-то Рафаэль не мог отвести глаз.

Лицо её было тонким, с высокими скулами и чуть вздёрнутым носом. Волосы собраны в простую косу, но несколько прядей выбились, прилипли к вискам, создавая образ чего-то небрежного, почти детского. Но глаза… Глаза были светлыми, почти прозрачными, словно вода в весеннем ручье, и в их глубине отражалась твердость, редкая для женщин её положения.

Рафаэль не сразу понял, почему он обратил на неё внимание. В городе были сотни девушек — богаче, красивее, наряднее. Но в ней было что-то неуловимое. Какой-то внутренний свет, который не гасился ни туманом, ни серостью этого города.

Она подошла ближе, и тогда он увидел, что на её губах играет лёгкая, едва заметная улыбка. Улыбка человека, который привык встречать жизнь с доброжелательным любопытством, даже если эта жизнь не всегда отвечает взаимностью.

Когда двое послушников бросились к ней, чтобы помочь разгрузить ящики, один из них споткнулся, и груз едва не опрокинулся. Девушка инстинктивно шагнула вперёд, но сама поскользнулась на мокрых камнях.

Рафаэль среагировал быстрее, чем успел осознать. Он схватил её за локоть, удержал, не дав упасть.

Кожа её была прохладной, но под пальцами он чувствовал лёгкое биение жизни, её почти невесомую хрупкость.
Она подняла на него глаза, и в этот момент город вокруг будто исчез. Остались только эти светлые глаза, наполненные внезапным изумлением.

Осторожнее, — пробормотал он, чувствуя, как странное тепло разливается в груди.

Она кивнула, но не отстранилась сразу, словно тоже что-то ощутила.

Этот момент длился всего несколько мгновений. Но этого было достаточно, что бы оставить опечаток в его душе.

Потом она выпрямилась, поправила подол платья и, бросив на него короткий взгляд, тихо поблагодарила и ушла.

Рафаэль долго смотрел ей вслед.






 

Вложения

  • ________.png
    ________.png
    249,6 KB · Просмотры: 4
  • ________.png
    ________.png
    109,7 KB · Просмотры: 4
Последнее редактирование:

Игрок 456

Лоровед
Раздел Билдеров
ГС Художников
ГС Инженерии
Проверяющий топики
IC Раздел
Раздел Ивентов
Сообщения
948
Реакции
2 339
Моя сладость
 

Мотя

Заслуженный ивентер, гений миллиардер, филантроп
Сообщения
1 516
Реакции
2 274
Моя зайка.
 

Жуков⁴²

Bounty Hunter
Зам. Главного Следящего
Лоровед
ЗГС
ГС Преступности
IC Раздел
Раздел Ивентов
Сообщения
1 381
Реакции
6 507
Ладно, достаю топик своего банка
 
Сообщения
347
Реакции
246
А ликантропам включается изначальный минус -1000 к кредитному рейтингу?
 

Aveltsov1D

Лоровед
Раздел Билдеров
ГС ЦК
Проверяющий топики
IC Раздел
Раздел Ивентов
Сообщения
1 471
Реакции
1 584
Сверху